Восхождение ‹ Одоление Булычёва Вера АндреевнаОдоление (4)Но особенно грустить было просто некогда: хотя Катя была уже в декретном отпуске, но дел находилось достаточно: и обычная варка — уборка — стирка, и неожиданно оказалось, что хотя человечек появится очень маленький, но ему нужна целая уйма вещей: пеленки, распашонки, простынок, одеяльце, и все она решила приготовить своими руками и в самом лучшем виде. И хотя иногда за шитьем ее навещала грустная мысль о том, как сложится их жизнь после появления ребенка, но она старалась думать, что Вася полюбит его и забудет свою танцевальную партнершу. Обедать он не всегда приходил, пользовался офицерской столовой, а вечерами поздно задерживался на службе, и Катя его мало видела, а потому серьезного разговора не получалось. Незаметно приблизился срок родин, и когда началось ожидание со дня на день, то Вася заметно посерьезнел и каждый раз, придя, домой с работы, спрашивал: — Ну, как ты, ничего не болит? — Ничего,— смущаясь, отвечала Катя, чувствуя себя виноватой, что сроки затягиваются. Уходя на службу, Вася всегда наказывал: — Смотри, Катя, если боли почувствуешь, сразу звони, вызывай скорую. — А откуда ты знаешь, может быть, я без боли рожу? — шутила она. — Без боли это дело не бывает, это я точно знаю. В детстве моя мать дома рожала, а я уши зажимал от ее крика, она по целым ночам кричала. — Ладно, ладно, сразу позвоню, ты не волнуйся,— ласково провожая и целуя, успокаивала она его. Но все началось, когда они были вместе. Ночью Катя проснулась от боли в боку. Она подумала, что отлежала бок и перевернулась на другой, но боль появилась в пояснице и внизу живота, тянущая, разламывающая, и она поняла, что началось. — Вася, Вася, вставай, в больницу надо идти,— тревожно стала она будить мужа, но он долго не мог проснуться. Когда же осознал, что у Кати начались роды, то быстро вскочил, оделся, помог одеться Кате, хотел вызывать скорую, но она остановила: — Не надо, Вася, пойдем лучше сами, пусть эта прогулка историческая навсегда останется в нашей памяти, чтобы потом с нами не случилось. — Хорошо, пойдем, только надо осторожнее. Они тихонько вышли на воздух. Стояла глухая осенняя ночь, все вокруг спало. Катя глубоко вздохнула свежий воздух и огляделась, посмотрела небо, усыпанное звездами, полюбовалась Луной, тихонько произнесла пушкинские строки: — Луна, как бледное пятно. — Сквозь тучи мрачные желтело… Как ты думаешь, Вася, я вернусь оттуда живой? — Что ты придумала? Не смей даже думать об этом, не то, что говорить,— возмутился он. — Ладно, не буду говорить, а ты мне обещай, что никогда не забудешь эту нашу прогулку. — Хорошо, обещаю, конечно, обещаю,— осторожно поцеловал ее в щеку, поддерживая под руку. Очень тепло и уютно стало на душе у Кати. Она ясно почувствовала, что роднее и ближе этого человека у нее никого нет на свете, и таким он останется до последних дней ее жизни. Они шли тихонько, осторожно, когда начинались боли, то останавливались. Он терпеливо ждал и успокаивал: — Ну, потерпи, Катюша, потерпи немного. Хотя она и не стонала, он чувствовал ее боль и страдал вместе с ней. Его сострадание поддерживало ее, облегчало боль. А вот и госпиталь. — Подожди здесь,— торопливо бросил он и взбежал на высокое крыльцо, быстро и громко застучал. — Что тут случилось? — сонно спросили за дверью. — Старший лейтенант Особого отдела, Шикоров Василий, жену привел рожать. Принимайте! — Хорошо, давайте! Вася помог Кате подняться на крыльцо, обнял на прощание и горячо зашептал: — Ты только не бойся, Катюша, все будет хорошо! Страх гони от себя, он обессиливает человека, а тебе надо быть сейчас очень сильной. — Ладно, я не буду бояться. Ты не тревожься, я постараюсь, чтобы все было хорошо. Ты иди. Она легонько отстранила его и грузно шагнула вперед. Начиналась очередная схватка. Когда ее повели в ванную, то, глядя на спокойное заспанное, какое-то равнодушное лицо акушерки, Катя подумала: «Ведь все женщины рожают и терпят, для этой акушерки роды — обычное дело. Надо и мне свою долю испытать». И она успокоилась. Хотя потом боли были раздирающие, она только и ждала, когда им придет конец, и кто у них появится. Уже лежа на хирургическом столе после последних мучительных усилий, Катя почувствовала огромное облегчение и сразу услышала слова акушерки: — Девочка пришла! Катю охватило глубокое разочарование. «Как жаль, что не мальчик. Вася будет огорчен, но что же делать?» Плачущую девочку завесили и унесли, и Катя ее почти не видела. Только утром туго запеленатую нянечка принесла ей дочку и велела давать одну грудь. Катя приложила ее, и малышка, как розовыми лепестками, потянула губками ее сосок. Душу Кати охватила безграничная нежность. Она ясно поняла, что отныне ее жизнь принадлежит этой крошке. Она все сделает, все одолеет, чтобы вырастить дочку, сделать ее счастливой. Измученная родами, нежно глядя на дочку, Катя думала: «И ты моя ласточка безымянная родилась на такие же муки, и тебе такое же предстоит». Пронзительная жалость охватила ее. Крохотное личико у ее груди заставляло таять от нежности и сладкой боли ее сердце. Тут родилось ее великое материнство, которое всегда поддерживало ее в многотрудном жизненном пути. Все утро она ждала появления Васи, хотелось поделиться с ним своим счастьем, но не дождалась… «Почему же он не идет?» — в тревоге и недоумении думала Катя. Она и представить себе не могла, что ее Вася, такой заботливый, когда вел рожать, теперь был в глубоком разочаровании. Он ведь ждал сына. А когда услышал по телефону, что родилась дочь, его горю не было предела, и он решил залить его водкой. Он не сообщил родным Кати, что она родила, и Катя напрасно ждала хоть кого-нибудь целых три дня. На четвертый день ее терпение иссякло, слезы покатились градом, и поднялась температура. Врач, обеспокоенный ее состоянием, стал выяснять причину ее волнений. На вопросы Катя еле выговорила: — Почему Вася не приходит? — и горько разрыдалась. На следующий день, после звонка врача в часть, явился Вася, вид его после глубокого похмелья был далеко не радостным. Разговаривая под окном с Катей, он не столько внимания обращал на нее, сколько на других рожениц, которыми обнаженными грудями кормили своих младенцев. Катя поспешила отправить его домой. Нет, не пришел мир в ее душу после такого посещения, наоборот, тревога усилилась. Но она дала себе клятву держать себя в руках, не расстраиваться, ради дочери побыстрее выздороветь. Наконец, и родные Кати узнали, что она родила. Первой пришла Аня и, как всегда, постаралась успокоить сестру: — Ты не расстраивайся, не нервничай, он просто не привык что он отец, да и девочка, а ведь все отцы о сыновьях мечтают. Мой Павел тоже не сразу себя отцом почувствовал, хотя и мальчик у нас. Долго чуждался его, боялся в руки взять — а теперь их водой не разольешь, и твой тоже привыкнет и полюбит дочь. А как ты назовешь ее? — Знаешь, Аня, мне хочется ее Валей назвать, так мягко и нежно звучит это имя — Валя, и чистота и сила в этом имени чувствуется. — Ну, ладно, если тебе нравится, пусть Валечка будет, ни у кого из нашей семьи не было такого имени, так пусть будет. Ты вот только поправляйся, да побыстрее домой приходи! — Ладно, постараюсь поправиться. И с этого дня Катя пошла на поправку, особенно её радовало, когда Валечка, насосавшись, мирно спала у нее на руках, и так ей было приятно смотреть на это маленькое родное личико, такой душевный подъем и силу чувствовала она и без конца думала: сколько надо сил и терпения, чтобы из этой крохи вырастить человека, хорошего человека! Радовали Катю посещения младшей сестренки Веры. Черноглазая, чернобровая и черноволосая, худенькая и всегда веселая, она прибегала под окно, весело улыбаясь, рассказывала и школьные новости, и домашние, чем отвлекала Катю от ее грустных дум и вселяла лучшие надежды. Именно с этих посещений началось душевное сближение сестер, превратившее потом в большую дружбу, которая поможет Кате в ее многочисленных бедах. Наконец-то, Катю выписали из больницы, и она вместе с Валечкой оказалась дома. Вася проявил максимум внимания, на что оказался способным, помыл полы и окна в комнате, что, конечно, порадовало Катю. И вновь у них пошла прежняя жизнь: Вася львиную долю времени находился на работе, а катя дома, но уже не одна. Забота о Валечке, огромный труд: перестирать и перегладить ежедневно кучу пеленок, да обеды-ужины, так не хватало времени просто выспаться, ибо часто по ночам приходилось вставать к дочке. Все это легло на Катю, а Вася самоустранился, у него — служба, и этим все сказано, а что, прикрываясь словом «служба» он частенько и не на службе бывал, об этом Катя узнала позднее… Сначала она даже радовалась, что Вася проявляет сдержанность к ней, об этом и врачи в госпитале говорили, но вот уже необходимые сроки истекли, и Катя чувствовала, как хочется ей ласки, но Вася по-прежнему был холоден, а порою брюзжал и как будто искал поводов для размолвок. «Что с ним? Что между нами произошло? Как мне узнать, если от Валечки никуда отлучиться нельзя?» И снова Катя решила попросить о помощи у старшей сестры, хотя было это неприятно. Однажды вечером пришла Аня, и они разговорились: — Ты знаешь, Аня, что-то Вася изменился сильно. Он просто терпит меня и Валю, но никакого душевного тепла я от него не чувствую. Ты ничего такого не знаешь о нем? — спросила Катя, прямо и требовательно глядя в глаза сестры. Аня виновато опустила голову, слегка покраснела, а потом, взглянув на Валечку, тихо сказала: — Лучше бы тебе не спрашивать об этом и ничего не знать. Но коли уж спрашиваешь, значит тебе уже невмоготу, и я правду тебе скажу. А как тебе поступить решай сама. Живет он с той вертушкой, которую мы тогда на танцах видели, и давно уже, еще до родов сошлись, а что на уме у него, сама спроси. Да не расстраивайся сильно, не стоит он твоих страданий, лучше о себе и Валечке подумай, как вам быть, или с ним остаться, или в родной дом вернуться. — Нет, Аня, в родительский дом мне пути заказаны. Знаю, что ни папа, ни мама мне ни слова упрека не скажут, но сама я через свою гордость переступить не могу. Ладно, поговорю с ним, а там посмотрим. После ухода Ани Катя находила себе все новые и новые дела, чтобы не уснуть до Васиного прихода, и хотя ей очень хотелось прилечь и отдохнуть, но дождалась его. Он пришел под утро, немного хмуроватый, она покормила, а потом решительно начала: — Так что же, Вася, нам с тобой расходиться придется? — Как расходиться? С чего ты взяла? — вскинулся он недоуменно. — С того, что ты мне неверен. И не говори, что это неправда. Весь наш гарнизон — большая деревня, здесь всё и про всех знают. — Ну и что с того? Это несерьезно, поверхностно, пока с тобой нельзя жить было! — Вот как! — горечи ее не было предела.— Значит, заместительницу мне нашел? Взглянув на нее и что-то поняв, Вася упал перед ней на колени, схватил за руки и начал их целовать, поочередно, взахлеб приговаривая: — Катюша, родная моя, прости меня, окаянного! Ты знаешь это все потому, что я страшно выматываюсь на службе, ты себе не представляешь какая там напряженка, и как мне нужна разрядка, как необходима женщина, чтобы хоть немного отдыхать от того ада! — Можно подумать, что мне было легче все это время! — Я понимаю, что ты тоже выстрадала немало, но у тебя были физические трудности, а у меня — душевные, ведь это намного труднее! Пойми и прости меня, Катюша! Я не могу рассказать тебе всю правду, я подписку дал, но ты — боевая подруга, пойми меня! — Но как же мы будем здесь жить? Ведь каждый раз, как ты будешь задерживаться, я буду думать, что ты у нее, и это будет убивать меня! — Знаешь, Катюша,— уже спокойнее сказал Вася, поднимаясь с колен,— я попрошу перевод по службе в другую часть, у нас есть вакансия политрука на одну заставу, вот я туда и попрошусь. Эта служба будет намного легче, чем в Особом отделе, там не буду по ночам мотаться, там обычный трудовой день, а как дело к вечеру — я уже дома помогать буду тебе с Валюшей, гулять с ней, я давно об этом мечтаю, смотри какая она у нас забавная, мило так улыбается! Да, Вася был неплохим психологом, он точно все рассчитал, и когда Катя представила себе идиллическую картину, о чем она и мечтать не смела, как Вася гуляет с Валюшкой, и она рядом с ним, что так живо напомнило ей ту ночь, когда он вел ее в роддом, то сердце ее дрогнуло, обмякло, и она примирительно сказала: — Ладно, давай уедем, но только знай, если ты еще когда-либо допустишь подобное, я тебе ни за что не прощу, запомни! — Спасибо, Катюша, спасибо, родная,— обнимая и целуя ее, ласково говорил Вася,— никогда в моей жизни подобного не повторится, поверь мне! И снова Катя поверила ему… Восхождение ‹ Одоление |
||
Поделиться в:
Рассылка |
||
© Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова, |