ГЛАВНАЯ      АВТОРЫ

ПОИСК      МЕНЮ

1«   ‹8›   ‹9›   ‹10›   »12

Восхождение  ‹ Одоление

Булычёва Вера Андреевна

Одоление (9)

Она не спала до утра. Закончив проверку тетрадей и подготовку к урокам, долго сидела над открытой тетрадью, стараясь спокойно обдумать, что же делать дальше. «Надо как-то оградиться от него, так просто он не отстанет и не уйдет сам. Это мне ясно. Значит надо уйти нам. Но куда? На работе жилья не дадут, придется искать частную квартиру. Конечно, за нее много платить придется. Ну что же, пусть платит нам алименты». Недолго раздумывая, взяла чистый лист бумаги и написала заявление в суд. Она сама удивлялась той ясности мысли и душевному спокойствию, которое появилось у нее, твердости решения. Стирая платьишки дочкам, думала о том, что теперь решения всегда будет принимать сама, хватит различных доброхотов, и только одни советчики будут у нее в дальнейшем — это ее доченьки, когда подрастут, конечно. Но их еще надо вырастить, ведь они такие маленькие. «Ничего, я молодая, здоровая, сильная, мои ровесницы на фронте раненых с поля боя выносили под пулями, а мне детей своих надо вырастить. Вон вдовы в деревнях с четырьмя-пятью детьми оставались одни, а у меня всего двое, и девочки подрастут, помощницы будут». И она, улыбаясь сквозь слезы, представила, как ее дочки будут и полы мыть, и варить, и стирать, и на душе немного отлегло, тяжесть отступила. А когда уже стала гладить одежки, в которые собиралась нарядить девочек в садик, а это уже было перед рассветом,— то совсем утвердилась в правильности своего решения. «Наше дело правое, будем стоять насмерть, и победа будет за нами. С людьми жить надо, у них искать помощи, а то я в последнее время совсем замкнулась в своей скорлупе».

Одевая дочек в садик, она поторапливала их, как всегда, а сама думала о том, что ей и в суд надо после школы, и квартиру побегать-поискать, и продуктов купить. Теперь ведь все самой надо, но это уже ее не страшило. Она от мужа не видела помощи и поэтому привыкла уже, что все заботы о детях на ней одной.

Все постепенно уладилось. Судья оказалась хорошей женщиной, внимательно выслушав Катю, поняла ее и поспешила успокоить, сказав, что быстро рассмотрит ее заявление, а судебные издержки отнесет на счет мужа. С жильем оказалось труднее. Кате пришлось пройти три улицы, и в каждом доме, узнав, что у нее двое детей, ей отказывали, пока одна сердобольная женщина не дала ей адрес своей родственницы-старушки, которая одна жила в большом доме и могла пустить одинокую женщину за то, чтобы та убирала дом и помогала в работе по огороду. Катя, не долго думая, согласилась. В день переезда она сказала утром Васе, что уедет от него сегодня, и он посмотрел на нее испуганно и отрешенно. Василий уже понял, что не сможет переубедить жену, и бросил сквозь зубы:

— Ну, пойди-побегай, а когда набегаешься, сама вернешься! — и ушел, хлопнув дверью. Ничего не ответив ему вдогонку, Катя дала клятву себе в душе, что сама к нему не вернется никогда.

Вызвала грузовое такси, попросила шофера помочь перенести ей вещи. Катя решила взять только самое необходимое,— ведь у бабуськи была нужная мебель. Девочки веселились, предчувствуя что-то новое в их жизни, шалили, а потом Валюшка спросила:

— Мама, мы на новую квартиру переезжаем, да?

— Да, доченьки, мы переезжаем, жить будем с бабушкой, без папы,— грустно ответила Катя.

— А какая она бабушка? А она будет нам сказки рассказывать? А песенки петь будет? — посыпались горохом слова.

— Будет, будет, и сказки, и песенки, и гулять. Я уже обо всем договорилась.

Девочки не стали спрашивать об отце, и на душе у Кати полегчало, порадовалась, что не понадобится отвечать на трудные вопросы.

Бабуся встретила их приветливо. Пока Катя с шофером носили вещи, она усадила девочек за стол, налила им по стакану молока.

— Угощайтесь пока молочком, а потом мама кашу сварит. А погулять хотите?

— Да, очень хотим!

Девочкам было интересно в новом доме, они осматривались и расспрашивали бабушку, что у нее растет в огороде. Катя, расплатившись с шофером, подошла к ним.

— Ну, как познакомились? Вот эта старшенькая — Валя, а малышка — Галя. Вы же бабушку будете звать баба Лида. Запомнили?

— Запомнили, запомнили! — закричали девочки наперебой.

— Вы погуляйте во дворе, только за калитку не выходите, там под машину можете попасть,— проводила их Катя.

— А вы, Лидия Алексеевна не тревожьтесь, мы много надоедать вам не будем, они ведь в садик ходят, я с ними и на работу, и с работы вместе, да и послушные они у меня, не шумливые.

— Хорошие девочки, милые такие. Вот и у меня такие же внучки сейчас бы были, если бы сын жив был,— вздохнула баба Лида.— На войне его убило, год уже прошел, как похоронку получила,— и она краем платочка смахнула слезинки.

— Что поделаешь, у каждого свое горе,— посочувствовала Катя.— Наш отец вот живой, а для меня он как будто умер. Обманывал он меня, с другими развлекался, вот и решила уйти от него.

— Ох, нелегко тебе, девонька, будет! С двумя-то не сразу мужа найдешь,— глубоко вздохнула старушка.

— Да я об этом не думаю, сама буду их растить, а он пусть алименты платит.

— Платить-то будет, но ведь детям ласка отцова нужна.

— Не больно они видели от него этой ласки. То на службе, то по ресторанам с любовницами, а мы дома одни были всегда. Они даже не спросили у меня, почему мы одни без папы переехали. Ну да ладно, что будет, то и будет.

— Ладно, так и ладно. Поживем, увидим, как оно дальше все обернется,— неуверенно сказала баба Лида, как бы заглядывая вперед и предчувствуя, что Кате еще предстоят нелегкие испытания судьбы.

Зажили они дружно. Катя сочувствовала горю бабы Лиды, потерявшей единственного сына, и старалась во всем ей помогать, взяла на себя всю трудную домашнюю работу. Старушке это понравилось, она помогала Кате в уходе за детьми, присматривала и наставляла их, а вечерами, когда Катя садилась за проверку тетрадей и подготовку к урокам, укладывала девочек спать, рассказывала им сказки, распевала песенки. Девочки быстро привязались к бабушке, полюбили ее, и стали ласково называть ее наша «бабуля Лидуля».

Через месяц их славной жизни однажды вечером появился Вася. Он не выглядел франтом, как привыкла видеть его Катя, ненаглаженный и небритый, с мутным тоскливым взглядом он уже был не тем Васей, некогда любимым и обожаемым. Этого можно было только жалеть. Но он начал разговор со злобных интонаций, и даже жалость быстро улетучилась из сердца Кати. Пройдя в комнату и по-хозяйски сев к столу, Василий оглядел презрительным взглядом выбеленные, но не обклеенные обоями стены, и начал:

— Ну что, здесь вам лучше, чем дома?

— А у нас здесь и есть дом,— ответила Катя, садясь на диван и прижимая к себе прильнувших девочек.

— А когда назад домой? — твердил он свое.

— Об этом я еще не думала. И некогда, и надобности не было.

— Не раскаялась еще, что ушла?

— Как видишь.

— Ну ладно, мне на службу пора, я потом еще зайду, а ты подумай,— закончил он более миролюбиво.

— Как хочешь.

Тяжело ступая и немного ссутулившись, он вышел, а Катя, проводив девочек с бабушкой гулять, долго думала над раскрытой ученической тетрадкой. Она чувствовала, что у мужа нет покоя в душе, да и на службе у него, судя по всему, неприятности.

«Чем я-то могу ему помочь? — подвела итоги своим размышлениям.— Ведь он — мужчина, сам должен за все отвечать, не мальчик же». И она стала проверять тетради.

Он заходил еще два раза, приносил девочкам подарки, разговоры вел незначительные, а потом однажды неожиданно попросил:

— Катя, выйди со мной, погуляем немного, мне надо с тобой серьезно поговорить.

— О чем? — спокойно спросила она.

— Ну не могу я тебе тут всего объяснить. Ведь ты знаешь, какая у меня служба.

— Хорошо, выйдем. Бабуля Лидуля, ты уж, пожалуйста, уложи девочек спать.

— Уложу, уложу, иди, погуляй хоть с мужиком, касатка.

Не успела Катя закрыть калитку, как Василий начал:

— У меня большие неприятности из-за тебя по службе. Сначала никто ничего не знал, а потом, ведь ты же знаешь наших кумушек-офицерш, дошло до начальства, и замполит меня вызвал: «Почему жена уехала, пьешь, наверное?». Тут поневоле запьешь. Давай, Катя, кончай эту волынку, давай домой, ну я прошу тебя, а то меня могут и из партии выгнать, и из армии! — вдруг как-то жалобно вырвалось у него.

— Так что, я должна вернуться, чтобы обеспечить тебе карьеру? А обо мне, о детях ты подумал? Как нам жить с тобой в мире лжи и пошлости? Что с нами будет? И какую судьбу ты готовишь своим дочерям?

Он не ожидал такого отпора и долго молчал. Но потом снова потянул свое:

— Ну не буду я тебе изменять, обещаю! И дочек ничем не обижу

— Это я уже слышала и в более сильных выражениях. Помнишь, ведь ты на коленях клялся, и я тогда простила тебя, все забыла. Но теперь уже не то. Скажи честно. За этот месяц ты встречался с той женщиной? Говори правду!

— А что же мне было делать? Ведь я — мужик!

— И ты этим все оправдываешь? А можешь ли ты называться человеком после всего этого? Ты подумал об этом?

— Да ты пойми, Катя, мне замполит прямо сказал, если вас не верну, то он поставит вопрос о моем пребывании в органах. Понимаешь? Ну, куда я пойду, что я делать буду?

Слесарем на завод пойдешь, работать будешь, как и до армии — чем хуже?

— Слесарем я хорошим был, 6-го разряда, да ведь уже руки отвыкли.

— Привыкнут.

— Что ж, мне пора, я на часок отпросился. Не буду я с ней больше встречаться, клянусь тебе, Катя! Подумай обо всем получше.

— Ладно, я подумаю,— сказала она, прощаясь, хотя хорошо понимала, что не верит его легковесным клятвам, но какая-та струнка дрогнула в ее душе. Ведь любила она этого негодяя, любила и все! И понимала отлично, что бабник, эгоист, карьерист, и все-таки любила!

А еще через два месяца Василий пришел в глубоком похмелье, опустившийся, с покрасневшими глазами. Не стесняясь бабы Лиды, он начал с порога:

— Все, Катюша, ты добилась своего, и из партии выгнали, и из армии выгоняют. Ну что, довольна? — заглянул он ей в глаза, и на Катю пахнуло водочным перегаром.— Теперь куда хочешь, ты хоть не гони меня! А то ведь я совсем пропаду!

Она взглянула в его глаза и увидела в их глубине душевную боль. Почему же он раньше не пришел? Катя не ожидала столь сурового оборота дела. Муж выглядел жалким и ничтожным. Это был уже не ее герой Вася-Василек, красивый и гордый, а спившийся тип, но она любила и жалела его даже таким. Сердце ее, опаленное, дрогнуло болью за него, ведь оно не было жестоким.

— Ну что же, видимо, на то мы и женщины, чтобы уметь прощать,— тихо сказала она. Катя не стала требовать от него клятвы верности. Она знала ее цену, но, почувствовав свою силу, подумала, что ей хватит терпения, чтобы заставить его порвать с пьянством и легкомыслием, и что они еще смогут быть счастливыми.

— А куда же мы поедем? — просто и буднично спросила она.

— Ты знаешь, Катюша, я уже все обдумал. Ведь я имею право выбора на жилье, как демобилизованный офицер, а призывался я с завода им. Сталина, вот и поедем в Подмосковье. В Москве с жильем не устроиться, а под Москвой можно будет дачу снять, ведь там и Вера недалеко живет в Нарофоминске.

Младшая Катина сестренка подросла за эти годы, окончила Учительский институт в Чите, вышла замуж за офицера-танкиста и переехала с его частью в Подмосковье, в Нарофоминск, где была расположена Кантемировская танковая дивизия.

— Да, Вера там, и увидеть ее мне бы очень хотелось. Интересно, какая она стала, ведь у нее уже дочка есть, Наташа!

— Вот, будете часто с ней видеться. Что же, Катюша, договорились? — он обхватил ее за талию обеими руками и притянул к себе.

— Ох, от тебя перегаром тянет, как из винной бочки, пусти меня,— отвела Катя его руки, и он послушно опустил их.

— Не будет этого больше, Катя, никогда не будет, клянусь тебе,— поспешно стал он ее уверять.

— Не надо твоих клятв, пожалуйста! Ты лучше сделай все без всяких клятв.

Василий быстро оформил документы на увольнение, получил выходное пособие, а Катя уволилась с работы, о чем впоследствии много-много раз пожалела… Но что было делать? Она любила и жалела своего мужа и считала, что поступила в лад со своим сердцем, верила, что сможет его повернуть, да и простая трудовая жизнь — это не служба в органах госбезопасности — поможет обрести Васе человеческий облик. Так утешала она себя, собираясь в дальнюю дорогу через всю страну. А работу учительскую и частную квартиру сумеет найти. Баба Лида молча вздыхала, глядя на ее сборы, но незадолго до отъезда все же начала свою речь:

— Ах, Катя, так жаль тебя провожать, и доченек твоих жаль, чует мое сердце, что много придется тебе лиха хлебнуть.

— Бабулечка Лидулечка, ведь у каждого в жизни свой крест. Вот и Вася, наверно, мой крест. Повыгоняли его отовсюду, и из партии, и из армии, не могу я его сейчас оставить. А там уж пусть, что будет.

— Ох, рисковая ты, девка, ох и рисковая! И как ты только не боишься?

— А кто вам сказал, что не боюсь? Еще как боюсь! Да что же делать, если не могу я жестокой быть! Ведь оставь я его сейчас, он совсем пропадет. Я его уже узнала: слабый он!

— Ну, смотри, девка, не кайся потом. Если худо сильно будет, и если я жива буду, дорога тебе в мой дом не заказана.

— Спасибо тебе, бабулечка Лидулечка, дай Бог тебе здоровья! Коли прижмет меня нужда, может быть, и к тебе прикачу! Ты мне, как вторая мама стала. Моя-то мама не такая ласковая, как ты. Да и как ей ласковой быть, когда нас шестеро у нее на руках было, а горя и нужды хоть отбавляй!

— Бог с тобой, езжай пока, касатка моя, может, и обойдется судьба с тобой за твою доброту.

Так они попрощались и никогда в жизни больше не виделись, но память об этой славной простой женщине долгие годы согревала Катино сердце.

Выезжали они поздней осенью, когда листва уже облетела с деревьев, и ветер резко трепал голые ветки, часто моросил нудный дождь. Катя боялась, как бы в дороге не застудились девочки, все одевала и укутывала их, а Вася, окрыленный ее ласковыми взглядами, которые ловил на себе, бегал, хлопотал насчет багажа, билетов. Он был как-то искусственно-взвинчен, хотел не показать вида, что глубоко огорчен потерей карьеры, но Катя хорошо понимала его и, с тревогой думая о том, что их ожидает, украдкой вздыхала.

Поезд «Чита-Москва» отходил рано утром, им пришлось в сумерках ехать на вокзал. Вася позаботился вызвать такси, куда они уселись, держа на руках полусонных закутанных дочек. За дни сборов дети мало задавали вопросов о том, куда едут и почему — они уже привыкли к частым переездам — принимали происходящее, как должное. Но Катя начала их будить раньше обычного, то Валюшка спросонья лепетала:

— Как спать хочется, мамочка! Ну что мы все едем и едем в такую рань!

— Ладно, Валечка, обещаю тебе, что больше мы так рано никуда не поедем. Вот куда приедем, там и всегда жить будем.

— Правда, мамочка! Вот хорошо! Я так люблю, когда никуда ехать не надо.

«Удастся ли только мне выполнить обещание, чтобы никуда не ездить нам больше?» — с тревогой думала Катя, садясь в машину и крепко прижимая к себе сонную Галинку. Словно сердце ее предчувствовало, что много еще поездок предстоит им совершить: и с Востока страны на Запад, и с Севера на Юг, и с Запада на Восток, но никуда не сможет уехать Вася от своей пагубной привычки к алкоголю, что будет он постепенно спиваться все больше и глубже, и какие бы она не делала героические усилия, чтобы победить этот его порок, все будет втуне. Женщин других он больше не будет заводить, но алкогольная страсть приведет к длительным запоям, во время которых он уже не сможет содержать семью, и все бремя заработков ляжет на ее слабые женские плечи. Что предстоит ей родить еще двух дочерей, потерять профессию учительницы и приобрести новую, рабочую, аппаратчицы химзавода, с которой она уйдет на пенсию после гибели мужа. Много тяжкого и порой трагического предстоит ей пережить и только единственное удастся ей в жизни — защитить детей от пагубного влияния алкоголя, вырастить, выучить их, выдать замуж, понянчить внучат и потом доживать свою спокойную старость с одной из дочерей, самой любимой, больше всех похожей на Василия, в окружении любви и уважении всех детей своих и внуков. Но это будет много-много лет спустя, а пока она едет в такси с младшей дочкой на коленях рядом с мужем, держащим старшую дочь, и полна тревожных предчувствий, склонив голову к нему на плечо, тихонько спрашивала мужа:

— Вася, мы не опоздаем? Вовремя приедем на вокзал?

— Вовремя, Катюша, вовремя, у нас еще час в запасе. Не волнуйся,— успокоил ее и легонько поцеловал в лоб, как любил это делать прежде. А шофер такси, наблюдая эту сцену в зеркало, подумал: «Надо же, двое детей, не молоденькие уже, а целуются, как молодожены». Откуда ему было знать, что они и впрямь молодожены, что после 4-х месяцев разлуки они чувствовали такую тягу друг к другу, какой и после женитьбы не было. Если тогда была романтическая влюбленность, то теперь пришла настоящая большая любовь, которая связывает людей до конца жизни. Вот показались вокзальные огни, и машина, мягко развернувшись, остановилась у входа. Вася осторожно поставил Валюшу на землю, стал выгружать вещи, а Катя, взяв ее за ручку и не выпуская Галинку с рук, медленно пошла к вокзалу, куда вскоре пришел Василий, нагруженный чемоданами. Он быстро нашел для Кати свободное место, усадил ее с девочками, поставил рядом чемоданы и пошел к дежурному по вокзалу узнать о приходе поезда.

— Все в порядке, Катюша, поезд через полчаса будет, так что еще подремать немного можно,— возвращаясь, сказал он.

— Ладно, в поезде отоспимся, ведь нам шесть суток ехать, не так ли?

— Да, это так, Катя, а потом из Москвы сразу к Вере в Нарофоминск поедем?

— Конечно, к Вере, куда же еще!

— Ведь у меня есть мать и сестра в Таганроге, правда я с ними редко переписывался, терпеть не могу писать письма, но ведь мать – это мать, не так ли?

— А я как-то привыкла думать, что они где-то далеко, далеко.

— Знаешь, Катюша, о матери я не забывал никогда, только денег ей не посылал, непутный, блудный сын!

— Ничего, Вася, вот устроимся, подзаработаем и пошлем, а потом, возможно, и съездим к ней. Надо же ей на своих внучек посмотреть. Они к бабуле Лидуле привыкли быстро, а к родной бабушке и вовсе привяжутся.

Тут раздалось по радио сообщение о начале посадки в поезд «Чита-Москва», и дружная семья поспешила к своему вагону. Билеты у них были купейные. Найдя свои места и осмотревшись, Катя сказала дочкам:

— Вот, девочки, это будет наш дом на колесах на шесть дней, который привезет нас в Москву. Потом мы поедем в другом поезде к тете Вере — моей сестренке.

—А у нее дети есть? — спросила Валя.

— Да, у нее есть маленькая доченька Наташенька, но она еще ни ходить, ни говорить не умеет, только в пеленочках завернутая лежит и спит.

— Как все время спит и даже глазками не глядит?

— Нет, иногда глядит и еще улыбаться умеет.

— Раз улыбается, то мы с ней играть будем,— вставила серьезное слово Галинка.

— Конечно, будете играть, погремушками ей греметь, а она их будет ручками хватать. Но уже пора спать укладываться. Теперь нам можно долго и спокойно отдыхать. Принеси нам, Вася, постельное белье от проводника.

Муж с готовностью вскочил и вышел из купе, и через несколько минут вернулся с проводницей, полной пожилой женщиной. Оба несли по два комплекта постелей.

— Что до самой Москвы едете? — спросила, улыбаясь, проводница.

— Да, да, до самой Москвы, а потом еще немного подальше, а потом еще не знаем куда,— сказала Валюша.

— Мама с папой знают куда, а вам знать не обязательно,— рассудила проводница, отдав постели Кате.

Когда женщина ушла, то она спросила:

— Вася, в самом деле, куда же мы потом?

— Я думаю, что как можно ближе к Москве, чтобы мне недалеко было на работу ездить, возможно, в Востряково. Это близко от Москвы, и дачи там хорошие, я там бывал.

— Востряково, так Востряково. На месте виднее будет,— укладывая дочек, ответила Катя.

— Понимаешь, Катюша, сейчас осень, москвичи возвращаются с дач в город, и они освобождаются на всю зиму, и мы сможем недорого снять жилье.

— Но ведь там холодно, наверно, будет, придется много топить?

— Ах ты, милая моя сибирячка! В Подмосковье не бывает таких морозов, как в Забайкалье, не бойся! Конечно, топить надо будет, но это будет уже моя забота, не волнуйся!

Он почему-то старался все время успокаивать ее, хотя Катя особенно и не волновалась. Потом она поняла, что это не ее, а себя Василий больше успокаивал, ибо волновался он больше жены, как-то суетился, видимо на себя особенно не надеялся. «Ну да ничего, все как-нибудь уладится, в крайнем случае, Вера поможет, все-таки свой родной человек»,— подумала Катя и спокойно заснула.

1«   ‹8›   ‹9›   ‹10›   »12

Восхождение  ‹ Одоление

На страницу автора