ГЛАВНАЯ      АВТОРЫ

ПОИСК      МЕНЮ

1«   ‹10›   ‹11›   »12

Восхождение  ‹ Одоление

Булычёва Вера Андреевна

Одоление (11)

В Востряково устроились с виду и неплохо.

Дача была просторная, с большим садом, но хозяин сразу запретил детям ходить в сад — поломать могут веточку, а разрешил играть на маленьком кусочке двора у крылечка.

Сняли Шикоровы половину дачи, эта была одна комната и прихожая. Вера советовала Кате купить керогаз, он компактен, можно, где угодно поставить и варить, и поскольку кухни не было, то Кате пришлось поставить керогаз в прихожей. «Ничего, обойдусь некоторое время и без кухни, а там, возможно, что-либо уладится, или снимем другую дачу» — утешала себя Катя, хотя хорошо знала, что временное в жизни оборачивается постоянным. Девочки весело щебетали около нее, им, конечно, было интересно на новом месте. Но что их здесь ждет. Детского садика в дачном поселке не было. Вася в порыве великодушия предложил, чтобы Катя пока не работала, а потом он, возможно, найдет няню. Но вскоре Катя почувствовала, что она снова забеременела, и вопрос о ее работе отпал вообще. Катя твердо решила родить, хотя понимала, что ее будут ждать неизмеримые трудности. И это был ее вызов суровости жизни. Пусть на нее жмут тяготы со всех сторон, сминают с лица земли, но она с детьми будет жить наперекор всем злобным стихиям, и пусть новая жизнь появится на этом свете, и пробивается упорно новый росток, а она будет всеми силами его оберегать. Вася первое время был оживлен, на заводе его приняли хорошо, как своего, взяли сразу в комплексную бригаду, но строго предупредили о соблюдении дисциплины и выполнении нормы, в противном случае уберут из бригады.

— Конечно, я немного отвык от грязной работы, но руки мои так и просятся к делу, так что ты, Катюша, не волнуйся, буду тебе денежки привозить.

— Да я особенно и не волнуюсь, деньги пока есть, а потом заработаешь.

Правда, за квартиру хозяин потребовал плату вперед за весь зимний сезон в 6 месяцев и предупредил, что за летний сезон плата будет выше в два раза. Когда расплатились с хозяином, то их запасы заметно поубавились, но Катя прикидывала, что им месяца на два еще хватит, а там ведь заработает сколько-то Вася, а она будет стараться быть экономной.

Через две недели приехали Вера с Наташенькой проведать их. Девочки с веселым визгом бросились им навстречу, а Вера их всех расцеловала и стала осматривать их жилье.

— Ну, как вы тут устроились? Не тесно? Мебель хозяйская?

— Да, эти кровати и стол хозяйские, а стулья пришлось купить, хозяин не дал, сказал, что дети их могут переломать. Тумбочку в прихожую под керогаз дал. Вот, видишь, кухни нет, говорит, что летом дачники на воздухе готовят, вот и приходится мне в прихожей ютиться. Да ладно, пусть пока так.

— Мы тоже с тетей Маней в одной кухоньке, бывает, что попами толкаемся, но что поделаешь, я уже привыкла. Ты знаешь, она такая смешная, тетя Маня, ведь они, татары не едят свинины, а я однажды схватила ее нож и обрезала сало свиное. Так она мне ни слова не сказала, а тут же взяла этот нож и начала на бруске чистить, так долго и тщательно чистила, что я все поняла и давай прощение просить. С тех пор никогда не беру ее ножа.

— А я свою хозяйку в глаза не видела. У них в Москве квартира, и они уже туда перебрались окончательно, только хозяин изредка появляется, в саду работает, но говорит, что скоро закончит все и до весны не приедет. Так что буду одна хозяйничать,— и в ее голосе прозвучала грустинка.

— Ничего, Катя, мы с Наташей приезжать будем, а вы к нам приезжайте, вот и не будет скучно.

Да не о скуке я. Скука – это чепуха. Я вообще не знаю, что это такое, ведь всегда дело есть, а ведь я, Вера, снова рожать собираюсь.

— Правда, не боишься?

— Пусть будет, что будет, а дитя губить своими руками не буду.

— А может, передумаешь еще? Ты получше подумай!

— И так об этом все время думаю.

Катя стала готовить угощение, а Вера наблюдала, как неудобно ей с этой тумбочкой, тесно, и думала, как бы усовершенствовать ее «кухню».

— Знаешь, Катя, тебе тут рядом еще одну тумбочку надо поставить: продукты в нее положишь, а сверху площадь пригодится для разделки овощей.

— Думала я уже об этом, Вера, да у хозяина просить неудобно, а покупать же пока боюсь, денег мало остается, а когда еще Вася заработает!

— Придумаем что-нибудь! Ты тут пока готовь, а я пойду с девочками погуляю. Идемте, Валя, Галя! Девочки быстро оделись и весело выскочили на воздух.

— Эх, хорошо тут у вас! Воздух такой чистый и свежий. Вот скоро снежок упадет, тут можно будет снежную бабу лепить! Правда?

— Конечно, тетя Вера! Вот если бы хозяин нам разрешил в саду играть, мы бы ни одной веточки не сломали!

— Раз нельзя, так нельзя. Может, вы у него грядки там потопчете, а ему потом копать надо будет снова. А где тут магазин промтоварный?

— Идемте, тетя Вера, мы вам покажем.

И они двинулись к магазину, который оказался недалеко, через один квартал. Вера там выбрала небольшой кухонный столик и полочку для посуды, расплатилась, договорилась с водителем машины, которая стояла у магазина, и весело покатили назад. Катя их встретила удивленными восклицаниями:

— Что это? Зачем?

— Ничего, Катя, так тебе удобней будет, а то что же мучиться?

— Но зачем такие расходы?

— Не беспокойся. Ведь я сама работаю, и сама получаю, так что могу не отчитываться перед мужем, куда и на что потратила. Давай все разместим!

Они установили столик, прибили полочку, и получилась настоящая уютная кухонька.

— Ну, теперь совсем хорошо! Спасибо тебе, Вера, большое!

— Сестренка моя дорогая, не стоит благодарности. Но нам уже пора домой собираться. У меня завтра с утра уроки, а мне еще приготовиться надо.

— Вера, а как у тебя с работой? Справляешься?

— Знаешь, Катенька, все хорошо. Тут уж, действительно, я себя чувствую, как рыба в воде, очень люблю литературу, и ученики меня понимают. Всегда и на уроке, и после уроков такое настроение хорошее, что петь хочется! Словом, работа моя и Наташенька — это мое счастье, а что у меня с Павлом в дальнейшем получится — это туман… Я далеко не уверена, что мы будем вместе всегда. Ну да ладно, поживем, увидим, а живы будем — не помрем!

— Завидую я твоему оптимизму, всегда ты такая бодрая, а мне так не хватает уверенности, но рядом с тобой, Верочка, я себя лучше чувствую. Как хорошо, что мы с тобой сейчас близко!

— Катя, нам пора, а то на электричку опоздаем. Мы еще приедем, а вы к нам приезжайте. Девочки, а где Наташа? Мы уже уезжаем.

Девочки вбежали в кухню разгоряченные и растрепанные, они весело играли с Наташенькой в дочки-матери.

— Тетя Вера, а когда вы еще к нам приедете? Когда?

— Скоро, дорогие мои, как только, так сразу! А сейчас до свидания! А вы сами с мамой приезжайте к нам! У нас тетя Маня добрая, она любит гостей, угощает их плюшками и беляшами. Ну, нам пора!

Вера с Наташей на руках шагнула за калитку, а Катя со своими дочками стояла на крыльце, и все они дружно махали родным людям вслед.

— Счастливо до дому добраться!

— И вам счастливо! — крикнула, обернувшись и улыбаясь, Вера.

И от ее улыбки на душе у Кати стало тепло и легко, и она, прижимая к себе дочек, подумала: «Ничего, не пропадем. Вера близко, она поддержит. Да и я сама не беспомощная, что-то и я смогу. Выживем!»

Вечером ей долго пришлось ждать Васю. Накормив и накупав девочек, уложила их спать и долго сидела у кровати, глядя на спящие, милые мордашки, чутко прислушиваясь к шуму ветра во дворе. Только в двенадцатом часу хлопнула калитка, и Катя увидела в окошко знакомый Васин силуэт.

«Слава Богу, жив-здоров явился!» — подумала, открывая дверь. А он был навеселе и сразу с порога начал оправдываться:

— Аванс дали, Катюша, а тут бригада, как водится, обступила, и начала требовать вступительный взнос. Что тут делать прикажете? Пришлось подчиниться коллективу. А иначе, понимаешь, нельзя, быстро из бригады выбросят и ни в какую другую не возьмут. Ты уж не сердись, пожалуйста!

— Ну и сколько же вы пропили?

— Да не волнуйся, всего десятку, взял две бутылки и закуски немного, так и что и тебе осталось тридцать. Мне на первых порах всего сорок рублей выписали, а потом побольше буду получать. Но ты все же пока экономь, еще неизвестно, сколько я зарабатывать буду.

Катя, собирая ему на стол покушать, тяжело вздохнула:

— Мне экономить на питании детей надо, а ты на водке не можешь поэкономить?

— Конечно, Катюша, обязательно даже, но ведь ты согласна, что сегодня я не мог отказаться?

— Да, сегодня ты не мог отказаться. Это я, конечно, понимаю,— грустно ответила она.

— Ну, вот и умница! Я всегда знал, что ты у меня большая умница!

Вася жадно набросился на еду, а Катя смотрела на него и думала: «Господи, какой же ты слабый человек, если у меня, бедной женщины ищешь защиты и оправдание! Где же твое мужество, мужчина?» Но вслух ничего не сказала, зная его болезненное самолюбие и не желая лишний раз заводить в семье скандал. Когда легли спать, то муж быстро заснул, сказалась рабочая усталость, а Катя долго не могла уснуть: печальные думы одолевали ее. Она уже предвидела, что это только первая выпивка Васи, но далеко не последняя, что за ней последуют их бесконечная череда, и как же ей надо организовать домашний бюджет, чтобы и дети были сыты, и с мужем мир. Но все ее мысли упирались в толстую, глухую стенку, как одолеть которую, она не знала и чувствовала, что нет у нее на это сил. Она понимала, что уйти сейчас от Василия она не сможет: найти жилье и работу здесь, в Подмосковье, намного сложнее и труднее, чем в Чите. Решила, что надо познакомиться с местными женщинами, поговорить, узнать, не сможет ли она найти на крайний случай другое жилье. И все же она любила Васю, хотела быть вместе с ним, надеялась, что он тоже любит и ее, и дочек, и будет о них заботиться. Уснула уже под утро, решив положиться на судьбу и на Васино благоразумие, ведь не совсем же он пропащий человек.

Про беременность она решила ничего не говорить мужу, и сохранить жизнь этому дитя, чего бы это ей ни стоило. «Рожу и буду растить, как и Валю с Галей, где двое, там и третий выживет, все вместе будем одолевать. А если мальчик, то и Вася, возможно, меньше пить будет»,— такие были ее мысли. Как же ей было не надеяться? Она создала свой мирок: ее доченьки, ее муж и ее будущее дитя — все они под ее крылышком, и всех она бережет и лелеет, для них живет, и пусть им всем с ней будет хорошо. Так она думала и старалась, как можно лучше обустроить быт, повкуснее накормить, получше и покрасивее нарядить своих ненаглядных дочурок. Но приобщить Васю к своим стремлениям она или не сумела, или не смогла. Она надеялась на здоровый рабочий коллектив, на хорошую бригаду, которая сможет направить его на путь истинный, но бригада лишь только помогла в одном деле — в выпивках. И причины всегда находились: у одного именины, у другого крестины, у третьего свадьба и тому подобное. Словом, выпивали часто, и до работы, а чаще, конечно, после работы, сбрасывались по кругу, заходили в «забегаловку» на углу, за проходной, и там «отмечались». Домой Вася всегда добирался поздним вечером, обычно, когда уже девочки спали, а уходил рано, на первую электричку. Когда они еще спали, и бывало по неделям дочери не видели отца.

Катя понимала, что Вася все больше спивается, денег он ей и половины не приносил, приходилось экономить на всем: и на молоке, и на хлебе, чтобы хоть как-то стянуть концы с концами. А больше всего Катю удручало положение с квартирой; хозяин предупреждал несколько раз, что с приходом весны надо или освобождать дачу, или платить вдвое против прежнего.

Приедут москвичи на дачи, и тут такие обычаи, что летом плата выше, чем зимой. Вот этот приход весны и приближающиеся роды мучили Катю больше всего. Она пробовала несколько раз поговорить с Васей, но он приезжал с работы такой вымотанный и часто «поддатый», что на серьезный разговор был просто не способен, а потом она подумала: «Если он сам ничего не может, что с него возьмешь?»

Несколько раз приезжала Вера с доченькой, привозила продукты и девочкам гостинцы, но беды Кати были таковы, что и Вера была бессильна. Когда беременность сестры стала заметна, то Вера с недоумением спросила:

— Катя, ты все-таки рожать надумала?

Несколько задетая, она ответила резковато:

— А почему бы и нет?

— Так уже есть две дочки!

— А я, может, сына хочу!

— И не боишься?

— А чего мне бояться, я ведь еще не старуха!

— Ну, смотри, дело твое, только я, имея двух детей, ни за что не стала бы рожать третьего, ведь прежде подумать надо, как их вырастить?

— А почему ты считаешь, что я об этом не думаю?

— Не знаю, но мне кажется, что все же в вашем положении сейчас тебе бы не надо рожать.

— Извини, Вера, но позволь мне этот вопрос решить самой!

— Конечно, это твое дело, я просто высказала свое мнение.

На этом и закончился их первый в жизни нелицеприятный разговор, который и положил начало первой трещинке в их отношениях. Вера приезжала еще, но Катя старалась, как можно меньше делиться с ней своими бедами, и даже, когда у нее в кошельке звенели последние монеты, а до зарплаты было еще несколько дней, и Катя ломала голову, как ей одолеть эти дни, все равно старалась не жаловаться сестре. Вера чувствовала, что Катя не до конца откровенна с ней, но не знала, как ее «разговорить», ведь Катя была старшей, и почтительное чувство останавливало Веру на грани тактичности.

Так шли недели и месяцы, Катя отчаянно боролась с наступающей нищетой, а два близких человека — муж и сестра ни в чем ей не помогали, и ей становилось все труднее и труднее. А когда пришел срок ехать в роддом, то она прижала к себе дочурок и тихо стала нашептывать им:

— Вы тут дружно живите, не ссорьтесь. Что папа сварит, то и кушайте, никуда из дома не ходите, и никого чужих не пускайте, ждите меня, а я вернусь с маленьким, сестренкой или братишкой, тогда встретите нас, и мы снова все вместе будем.

Девочки дружно кивали головками, обещали маме, что будут хорошо вести себя и ждать ее, а сердце Кати разрывалось от боли, и она уже раскаивалась, что не отвезла их заранее к Вере, а теперь уже поздно было — схватки разрывали ее тело на части, и надо было срочно ехать.

«Скорая», вызванная с автомата, явилась незамедлительно, и Катя еще раз расцеловав дочек, села в машину.

Вера приехала на третий день и обнаружила страшную картину: в доме не то, что хлеба, даже воды не было, девочки сидели на кровати, прижавшись, заплаканные и странно вялые, и грустные.

— Что с вами? Где мама?

— Мама в больнице, в Москве. Она сестричку купила. И папа тоже в Москве на работе,— тихо сказала Валя, не глядя на тетю.

— А вы сегодня что ели?

— Мы водичку пили, пока была, но она уже вся кончилась… а за водой я еще ходить не умею.

Вера сразу все поняла. Хорошо, что она приехала одна, Наташу оставила на тетю Маню. Сразу включилась она в дело. Сбегала за водой на колонку, поставила чайник, велела девочкам сидеть тихо, а сама бегом в магазин. «И что это я раньше не приехала, и как это я не догадалась?» — корила она себя. Накупив и круп, и жиров, и вермишели, и молока, вернулась к детям и принялась за варку.

— Сейчас кашу наварю, поедим, а потом к маме съездим. Если она разрешит, то увезу вас к нам, к Наташе, поедете со мной?

— Конечно, поедем, но папа сказал, что мама скоро приедет домой. Она там просится у врачей, чтобы ее отпустили поскорее.

— Ну, ничего, ничего, все хорошо будет, а сестричку свою как назовете?

— Галя хочет ее Таней назвать, так, наверно и назовем.

— А почему Таней, Галя?

— А мне Таня нравится из стихотворения,— и она зачастила,— У Танюши дел немало, утром брату помогала, он с утра конфеты ел. Вот какая хорошая Таня-помощница! Да?

— Да, и ты хорошая помощница маме, а если будешь с Таней нянчиться, то и тем более молодец будешь!

— А какая она, Таня, как кукла?

— А где мама, на чем мы поедем?

— Вот увидите Таню и сразу поймете, какая она. А к маме на электричке до Москвы поедем, потом, наверное, на метро, спросим там, в справочной.

В электричке дети сидели притихшие, их разморило после голодания, и они задремывали, но Москва своим шумом и сутолокой расшевелила их, и к роддому они подходили снова веселые и оживленные. Катя выглянула в окно со второго этажа, заулыбалась, закивала головой, она очень обрадовалась, увидев дочурок живых и здоровых: вся душа ее выболела за них, как только разрешились роды. Она дала им знак подождать, и через несколько минут они увидели продолговатый сверток, а наверху его красную, круглую сморщенную рожицу.

— Вот это и есть ваша Танюша, понятно? — спросила Вера у девочек.

— Понятно, понятно,— согласно закивали обе головками, как одуванчики на ветру.— Красивенькая она!

— Конечно красивенькая, ведь это же ваша сестреночка. Катя, а когда домой? — стала спрашивать сестру. Та поняла и показала два пальца, значит через два дня, мол.

— Можно, я девочек к себе увезу?

— Ладно, только Васе записку оставь, что ты их взяла.

Кате надо было кормить новорожденную, а Вера с девочками отправились в обратный путь.

Поздно вечером, ублаготворив всех детей и уложив в постели, Вера поделилась с мужем своими тревогами:

— Подумай, Павлик, какой ужас, сама мать в больнице с младенцем, а дети дома одни голодные, и как можно до такого состояния доводить семью? Когда я к ним приехала, ведь они еле живенькие сидели. Но почему было не сообщить нам, когда в роддом уезжала, или из роддома телеграмму дала, видимо на Васю понадеялась, ведь отец же он им, а от него пользы, как от козла молока. Сам забутыливает, а до детей и дела нет.

— Откуда ты знаешь, что забутыливает? Может быть, работа какая срочная? — ответил Павел.

— Работа? Да от любой срочной работы его освободили, если бы он сказал, что жена в больнице, а дети одни дома, голодные! Я уверена! Просто у него самого о детях никакой заботы нет. Представь себе, что вот я бы была в больнице, а Наташа дома одна, чтобы ты делал? Был бы равнодушным?

— Ну что ты! Я бы с ума сошел, или со службы сбежал.

— Вот это и оно, что нет у него заботы о детях, о семье. И зачем только она с ним живет?

— Любит, вот и живет.

— И как только можно такого любить? Нет, этого я никак не пойму, никогда! Любить можно хорошего человека, но не негодяя!

1«   ‹10›   ‹11›   »12

Восхождение  ‹ Одоление

На страницу автора